Cтатьи о хайку Статьи

                                        О книге Л. К. Котюкова «Под небом любви» (2011 г)
                                                     с точки зрения восточной поэзии


                                                     1. Басё и бамбуковая палка

          Цель поэтов как Востока так Запада – проникнуть в незримое. В жанре хайку это делается через равновесные картинки. И читатель должен сам найти точку входа в иной мир. Впрочем, классические хайку на русском языке можно сосчитать по пальцам одной руки. Вот как лучшие японоведы подают российским читателям теорию и практику хайку.
          «Если поэзия призвана передавать не внешний вид вещей, а их дух, невидимое, то естественно, что прием намека становится ведущим. Акцент переносится с того, что есть, на то, «чего нет», что скрыто от взора, присутствует незримо. Ощущение небытийности мира породило поэтику недосказанности». («Движение красоты: Размышления о японской культуре/ Т. П. Григорьева; Ин-т востоковедения. – М.: Вост. лит., 2005, с. 175»)
            Теория изложена превосходно, а теперь пример:

«На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер!»
              (там же, с. 176)

           Бальмонт в своем переводе усадил ворона на мертвую ветку. Говорят, ворон обиделся, и наябедничал автору. Басё обещал найти бамбуковую палку покрепче. На что же он мог так обидеться?
           Прежде всего, на то, что никакой недосказанности здесь нет. В хайку избегают и мертвых, и голых веток. Лучше сказать, к примеру, «сухая» или «засохшая».
            «Сидит одиноко»: переводчики из кожи лезут, чтобы разжевать картину одиночества. Но ведь можно обойтись и без «сидит», а тем более уж без «одиноко».
            Если господа японоведы хотят проникнуть в небытие, где нет места эмоциям, то зачем восклицательный знак? Вы же за недосказанность.
            Получается, что с точки зрения хайку лучше было бы сказать так:

на засохшей ветке
ворон
осенний вечер

            А обосновать недосказанность можно, к примеру, так. Центральным местом в картине является глаз вОрона, как зримая точка жизни, на фоне мертвой ветки, угасающего дня, и приближающейся зимы. Замечу, что «мертвая» ветка появилась лишь в комментарии, который призван пояснять. В прочтении "ворон-осенний вечер" глаз вполне может ассоциироваться и с невидимым вечером солнцем. Мы ни словом не обмолвились в хайку о глазе, но именно он - ключ к пониманию картины.

                                                                 2. Одиночество

          Вот лишь несколько стихов Льва Константиновича на эту тему: «Ночное одиночество» (с. 22), «Во сне одиночества» (с. 44), «Свобода одиночества» (с. 55), «Моё одиночество» (с. 84). Уникальность рассматриваемой книги в том, что сакральные стихотворения также снабжены статьями-комментариями. Эти эссе не переведены, а выстраданы.  
            Лев Константинович начинает с крайности, легко понимаемой любым читателем:
          «О, русское одиночество, как легко соблазнить тебя иллюзией единства в неуютные дни последних  листопадов и дождевых ветров!..» («Единство и одиночество», с. 361)
           Затем утешает: «всем сердцем почувствуй одиночество всего человечества, всей Божественной Вселенной, - и поймёшь, осознаешь – ты до конца не один в одиночестве!»
(«Единство и одиночество», с. 362)
            Но незаметно шепот переходит в гимн одиночеству:
          «В единстве человек грезит о величии, а в одиночестве – о счастье.
            Боже мой, почему мы не можем оценить величайшую радость, дарованную нам свыше, - бытие наедине с самим собой?!» («Единство и одиночество», с. 367)
            И вдруг все успокаивается и приходит в равновесное состояние:
          «Итак, не единство и одиночество, а единство в одиночестве и одиночество в единстве».
            Вот образец восточного мышления. А теперь пример из практики.

                       Моё одиночество

                                                    Только в одиночестве человек
                                                    свободен для любви.

Когда-то, на груди рванув рубашку,
Я тайну спас в несбывшемся пророчестве…
А ныне жив – любовью нараспашку,
От одиночества спасаясь в одиночестве.

В несбывшемся упорно жизнь скрывается, -
И прозревать грядущее не хочется…
И от безумья общего спасается
Во мне – моё родное одиночество.
                                         Лев Котюков, «Под небом любви», с. 84

                                                  (продолжение следует)

«29» мая 2012 г                                            Игорь Шевченко
    г. Дубна