Cтатьи о хайку Статьи

                                     К 169-летию со дня смерти Боратынского
                                                 (19.02.1800-29.06.1844)

            Все привыкли к датам круглым, но есть даты квадратные, которые никто не замечает, а ведь круг дитя квадрата, а не наоборот. 13 лет назад вышел десятый номер журнала «Поэзия» с двумя статьями, посвящёнными поэту, акценты в которых мне и хотелось бы сместить в сторону поиска исторической правды.

                                                I. «Мелкая провинность»

            В статье «Антология одного стихотворения» («журнал «Поэзия», № 2, 2000 г, с. 52) Вячеслав Киктенко пишет:

            «Шестнадцати лет от роду за мелкую провинность был он исключён из Пажеского корпуса с унизительным для благородного дворянина запретом поступать на какую-либо иную службу кроме военной, причём не иначе, как только рядовым»

            Что же это за мелкая (по шкале Вячеслава Киктенко) провинность: оделся не по форме, не явился на построение, написал эпиграмму в адрес вышестоящих? Ответ трудно найти не только в масслитературе, но и в специальной:
            «К своим корпусным занятиям и обязанностям Баратынский относился небрежно. В одном из классов он остался на второй год.
              В 1815 году Баратынский сблизился с пажами Ханыковым, Приклонским, Креницыным. Друзья увлекались «Разбойникаи» Шиллера, образовав в подражание их «общество мстителей», проводили время в тайных «пиршествах», мальчишеских проделках, направленных против корпусного начальства и педагогов. Дело кончилось катастрофой. В апреле 1816 года Баратынского исключили из корпуса».
                                        «История русской литературы», том VI, АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский Дом), 1953 г, с. 411.
             «Мелкая провинность» у академиков уже выросла до «катастрофы». Суть произошедшего я узнал лишь в 1986 году после выхода в свет книги «Как слово наше отзовётся…» (М.: Правда), составленной и прокомментированной от начала и до конца Н. П. Колосовой: «В их «обществе» был юноша, подобравший ключ к бюро своего отца и систематически таскавший оттуда деньги. На эти деньги накупались всякие вкусные вещи, которые скрашивали жизнь молодых пажей. Однажды ключ оказался в распоряжении Баратынского, он отправился в известный дом вместе с приятелем, и они взяли из бюро 500 руб. ассигнациями и черепаховую табакерку в золотой оправе. Молодых людей уличили, они не отрицали своей вины. По личному распоряжению Александра I оба были исключены из корпуса с запрещение вступать в какую-либо службу, кроме военной, но только рядовыми…» (с. 174-175)
              Вернёмся ещё раз к тексту Вячеслава Киктенко и прочтём на одно предложение больше:

             «Шестнадцати лет от роду за мелкую провинность был он исключён из Пажеского корпуса с унизительным для благородного дворянина запретом поступать на какую-либо иную службу кроме военной, причём не иначе, как только рядовым. Более того, едва юный поэт успел сойтись с лучшими литераторами России, почувствовать первый вкус успеха, его переводят в Нейшлотский пехотный полк, расквартированный в Финляндии, где на долгие годы оказался он отрезанным от культурных столиц…»
                                                                                                      «Поэзия», № 2, 2000 г, с. 52

             Послушаем Наталью Павловну Колосову: «Справедливость требует уточнить, что Баратынский прежде всего искупал истинную вину, а судьба его не шла ни в какое сравнение с солдатчиной А. Полежаева или Т. Шевченко. Он живёт в доме командира полка, оказавшегося старинным другом семьи Баратынских; часто пользуется длительными отпусками (за пять лет службы в Финляндии он почти два года в общей сложности провёл в Петербурге); он находит себе в Финляндии новых друзей, среди них поэта Н. Коншина и Н. Путяту».
                        «Как слово наше отзовётся…», М.: Правда, 1986, с. 178
               И последние уточнения академиков:
             «Баратынский жил в доме командира Нейшлотского полка А. Г. Лутковского на правах своего человека и пользовался его вниманием и заботами. Ротный командир Боратынского, поэт Н. М. Коншин, вскоре стал его ближайшим другом. Баратынский получал частые и продолжительные отпуска, которые проводил в Петербурге. Петербургские друзья неоднократно навещали его в Финляндии».
                                        «История русской литературы», том VI, АН СССР, Институт русской литературы (Пушкинский Дом), 1953 г, с. 412-413.

             И т. д., и т. д.

                                                         II. «о» или «а»

            В другой статье «Он звонит по тебе» («журнал «Поэзия», № 2, 2000 г, с. 9) другой автор, Владимир Гусев, мимоходом коснулся больной темы «о или а»: «Юбилей Баратынского (пишу «а» так писал Пушкин!)…»

            Меня «восхищают» подобные доводы. Вот и «Википедия» http://ru.wikipedia.org/wiki/Баратынский,_Евгений_Абрамович подаёт материал с подобной аргументацией:
            «Большинство публикаций в литературных журналах и отдельных изданий 1820-х — 1830-х годов подписаны фамилией Баратынский (1800-1844). Однако последняя подготовленная поэтом к печати книга стихов — «Сумерки» — подписана через «о»: «Сумерки. Сочиненіе Евгенія Боратынскаго». В начале XX века преобладало написание фамилии поэта через «о», в советское время — через «а». В 1990—2000-е годы вновь стало активно использоваться написание Боратынский; так его фамилия пишется в Полном собрании сочинений под редакцией А. М. Пескова и в Большой российской энциклопедии».
            «Оно, конечно, Александр Македонский герой…», но важнее знать причину, по которой писалась та или иная буква.
             В пользу буквы «о» говорит происхождение поэта: из польского дворянского рода Боратынских (от замка «Боратын» - «Божья оборона»), в конце XVII века выехавшего в Россию. На Украине до сих пор есть село Боратин (укр. с. Боратин, Радивилівський р-н, Рівненська обл.). Все личные подписи Боратынского - через «о», публикация первых стихов в Петербурге (1819) была с подписью «Боратынский». Об этом говорит В. Кожинов в книге «Вершины русской поэзии» (М.: Эксмо, 2005, с. 105).
              Как появилась буква «а», могу высказать лишь свою версию. Мне кажется, что Боратынский взял псевдоним «Баратынский» из мистических соображений запятнанности «о-фамилии» на срок искупления вины. В мистике буква «О» гораздо выше – «А».
              В конце жизни, Боратынский, вероятно, считал свою фамилию очищенной. И поэтому последнюю, третью книгу, подписал через «о»: ««Сумерки. Сочиненіе Евгенія Боратынскаго».
              В. Кожинов пишет: «Один из его ближайших друзей поэт Николай Коншин сказал в своих «Воспоминаниях» о поэте: «Я пишу Боратынский, а не Баратынский; поэт всегда употреблял о и горячо всегда отстаивал честь этого о» («Вершины русской поэзии», М.: Эксмо, 2005, с. 105).
               В пользу своей версии приведу, на мой взгляд, мистическое, а потому и глубокое стихотворение поэта.

                        *   *   *
Всё мысль да мысль! Художник бедный слова!
О жрец ее! тебе забвенья нет;
Всё тут да тут и человек, и свет,
И смерть, и жизнь, и правда без покрова.
Резец, орган, кисть! счастлив, кто влеком
К ним, чувственным, за грань их не ступая!
Есть хмель ему на празднике мирском!
Но пред тобой, как пред нагим мечом,
Мысль, острый луч! бледнеет жизнь земная.
                                                                         1840

            Как я понимаю, поэт говорит о разных ипостасях поэзии чувства и поэзии мысли. Если упростить, то поэзия чувства – это круг, поэзия мысли – луч. В поэзии должна быть гармония между концентрическими кругами чувства и лучами мысли их распространения. По сути Боратынский выразил основную идею бессмертной «лягушки» Басё.

          Я пишу «Боратынский» и склоняю голову.  
            
«28» июня 2013 г                                                            Игорь Шевченко
       г. Дубна